Зубки Боба Губки

Из мрачного творческого сосредоточения меня вывел заразительный детский смех. Я выползла из кабинета, чтобы посмотреть, что происходит. Сын (трех с половиной лет отроду) сидел на диване, смотрел «Губку Боба» и ржал. «Окей, чувак, я знаю, что это смешной мульт, но над чем конкретно ТЫ так потешаешься?»

- Федя, а над чем ты смеешься?

- Какие у Губки верхние зубки! – проржал мой ребенок.

- Квадратная губка – квадратные зубки! – ухмыльнулась я в ответ, продолжая оставаться в довольно мрачном расположении духа.

И тут до меня дошло: «А ведь это его первые стихи!» Я вспомнила, что свои поэтические эксперименты я начала примерно в том же возрасте. Звучало это так: «Дорога кончается, лес начинается». Глубокомысленно, не правда ли? А главное, в этих строках, сказанных в три года, оказалась заложена практически вся моя дальнейшая судьба! Так может, мой сын будет дантистом? Или исследователем морских глубин? Впрочем, Губка Боб скорее известен своей неоправданной жизнерадостностью и юмором, которые лично у меня неизбежно ассоциируются с марихуаной. Ну да ладно, лишь бы был счастлив.

А потом, года в четыре, в моем творческом репертуаре появилось вот что: «Две ноги и два сапожка, за метлой скребется кошка». А в шесть лет я написала свою первую поэму. Как сейчас помню, почему-то я делала это под столом, наверное, чтобы никто не узнал. Поэма занимала несколько страниц, называлась «Генрих и Гертруда» и была, конечно же, о любви.

«Твою ж мать…» - подумала я и вернулась к себе в кабинет дописывать стихотворение об иронии чувств, романтике странствий и волшебстве неопределенности, - «И отчего мне тогда не пришло в голову что-нибудь вроде: Чебурашка и Геннадий съели парочку оладий?!»

***

Oh, tell me, tell me that he loves me,
That he is there, that he’s still mine,
That I am not forsaken crazy
And that I haven’t crossed the line.

Oh, tell me, tell me that he’s dreaming,
And that wherever he may be,
As to a lighthouse, brightly beaming,
His thoughts are always drawn to me.

Oh, tell me, tell me it’s uncertain,
How fate unfolds its mystic dance,
That there is hope beyond the curtain,
And that we still may stand a chance.

Дом, где жила любовь

В то лето почти все время шел дождь, и небо было затянуто низкими облаками. Из окна мне был виден кусок этого неба и круглая башня соседнего дома, где ночью всегда светились два окна. Это если лежать на кровати. Если же к окну подойти, то к вышеуказанному пейзажу добавлялась крыша торгового центра с вентиляционными шахтами, проспект, по которому и днем, и ночью сплошным потоком мчались машины, однообразная череда бетонных коробок и кусочек парковки, где стоял его Форд и моя «девятка». Здесь я была счастлива.

В те редкие дни, когда дождь отступал, солнечные лучи рисовали на потолке над кроватью смешные узоры. Там был и рыцарь в доспехах, и птичий клюв, и перо писателя, и маленькая спиралевидная галактика. Такими утрами особенно не хотелось вставать и ехать на работу. Я спала с правой стороны. И хотя назвать эту кровать двуспальной можно было лишь с натяжкой, мне всегда хватало места рядом с ним.

Я тонула в его объятьях и чувствовала себя такой защищенной. Как маленькая девочка на руках отца. Рядом с ним мне не снились страшные сны. Я знаю, что он просыпался ночью, подолгу смотрел на меня и шептал что-то нежное. Едва открыв утром глаза, я тянулась к нему, и день начинался с любви.

Он дал мне ключи от квартиры и сделал полочки для моих вещей. Уж не знаю как, но все мое барахло на них разместилось. Он прекрасно готовил, хотя и норовил всюду пихнуть лук и лавровый лист. Если он не спешил на работу, то варил мне на завтрак овсяную кашу с изюмом.

Мой самый любимый запах – запах его дыхания. Мой самый любимый вкус – его губы. Мои самые любимые песни – те, которые он пел для меня. Я не знаю звука чудесней его голоса. Для меня не существует ничего уютнее его плеча. Ни один крепдешин не касался моего тела нежнее его рук.

В его лице появлялось что-то дикое, восточное, когда он долго не брился. Мне хотелось пасть перед ним на колени, как тысячелетьями делали женщины во всех уголках света, и признать его власть.

В его глазах жили отблески леса, озерной воды, сосновых стволов и веселые лучики солнца. Когда он улыбался, они кружились в ярком хороводе – зеленый, карий, голубой. Когда он смотрел на меня, эти искры вырывались наружу, щелкали меня в нос, заставляли смеяться и селились на дне моих глаз, порождая счастье.

Он был талантливей меня, умнее, опытней, практичней. Он смог меня приручить, и я теплой кошкой лежала у его ног, готовая подарить ему все, что имела, по первому его слову. Я чувствовала себя целой, только когда он был во мне, когда сила его наслаждения пронизывала мое тело и сочилась из моих волос, щекотала кончики пальцев. Я хотела детей от него. Я безраздельно принадлежала ему.

Он был старше и сильнее меня. Он говорил, что я красива. Он любовался моим телом, но в характере и поведении постоянно находил недостатки. Со временем они стали раздражать его, а я никак не могла понять, что именно мне нужно изменить. Порой мне казалось, что он недоволен именно тем, что я больше всего ценю в себе. Все, что мне дорого и интересно, вызывало у него брезгливость. А мне так хотелось нравиться ему. Я так хотела, чтобы он разделял мои увлечения, признавал мои способности и достижения.

Он был сильнее меня. Я смотрела ему в спину часами. Он не повернулся. Я гладила его плечи и волосы. Он не шевелился. Я говорила, что люблю его. Он не отвечал. И я была не в силах его вернуть.

Холодильник на кухне жутко трещит. Поначалу это мешало мне спать, но сейчас этот звук кажется мне музыкой счастья. За окном проехал первый трамвай. Как и всегда этим летом, идет дождь. Я сижу на подоконнике, пишу эти строки и наблюдаю, как проходит мое последнее утро в его доме. Затем я уйду, чтобы больше не вернуться сюда никогда. Конечно, я все выдержу, но это будет так больно. Я не хочу жить без него. Ведь если я не нужна ему, я не нужна и себе.

Он был сильнее меня. Он говорил, что я красива. Я говорила, что люблю его…

Уха в «Акватории»

Не секрет, что для офисных работников обед – наиважнейшая составляющая трудового процесса. Я тогда была руководителем веселой и находчивой команды с кодовым названием «Индустрия». Наш офис находился в дальнем крыле бизнес-центра «Акватория», что на Выборгской набережной. Мой стол стоял у большого панорамного окна с видом на Невку. И так как домой я почти всегда уходила затемно, мне довелось наблюдать там множество красивых осенних, зимних и весенних закатов. В общем, славное это было время.

Так вот, обедать ходили мы в единственное в «Акватории» кафе. Поначалу это был какой-то печальный no-name со среднеазиатским персоналом, а потом территорию захватила сеть бистро «Фрикадельки». С «Фрикадельками» в нашу столовую пришли удобные диванчики, вполне приятный дизайн «а ля ИКЕЯ», новые тарелки и приборы, усовершенствованная логистика движения с подносом вдоль раздаточного прилавка и расширенный ассортимент блюд. А вот персонал как был, так и остался среднеазиатским. Не то чтобы меня как-то смущало их происхождение, нет-нет! Но… иногда они плохо понимали по-русски, и заказ приходилось повторять несколько раз.

Моим излюбленным первым блюдом во «Фрикадельках» стала уха. Точнее, это был финский сливочный рыбный суп лохикейтто, но в меню он значился как уха. А потом кто-то в руководстве бистро сообразил, что в бизнес-центрах бывает много иностранцев, и надо бы повесить меню на английском.

Мы любили ходить обедать вместе всей командой. Меня на правах единственной дамы (и руководителя) подпускали к раздаче первой. И вот стою я в суповой секции и с удивлением читаю новую табличку: «Уха. Ear soup». Причем красивая такая табличка, изготовленная явно за хорошие деньги на заказ. И пока мой мозг судорожно пытался вычислить, где и как можно было найти такую прочную цепочку идиотов (переводчик- маркетолог-дизайнер-изготовитель-менеджер зала), что ни на одном этапе они не обнаружили ошибку, смуглый разливающий «ушных супов» вежливо, хоть и с акцентом, поинтересовался:

- Что вы будете?

- Уху.

- Извините, что?

- Уху.

- Что-что? Не понял.

- Уху! Уху! Уху!

Краем уха слышу, как мои ребята сзади перестали оживленно общаться:

- Что происходит?

- Кажется, Сима – филин…

- А! Уха хотите! – наконец, сообразил парнишка за прилавком.

- Ага, ear soup, пожалуйста, - ехидно повторила я, с трудом сдерживая смех.

Законы природы

- Федя, откуда берется молоко?

- Молоко дает корова!

- А откуда берутся яйца?

- Курица несет яйца!

- А что дают свиньи?

- Свиньи? Они же ооооочень вкусные!

- Ну… правильно. А откуда берется морковка?

- А морковку дает заяц!

Кажется, я больше не люблю морковку…

Маленькая розовая собачка

Дело было зимней сессией второго курса института. Ехала я на экзамен по психологии и педагогике, которые преподавала нам профессор Елена Георгиевна Молл. С самого начала я госпожу Молл как-то невзлюбила: эту ее родинку на щеке, маленькие глазки, крашеные кудряшки и высокомерную манеру вести занятия. Предмет «психология» в моем сознании тогда ассоциировался с некими сакральными знаниями, которые позволят управлять собой и другими. А тут - на тебе: ощущения, восприятие, мышление, память. В общем, убили всю романтику. Не интересно было.

Но на экзамен я ехала вполне в себе уверенная, вопросы знала, готовилась. У меня же зачетка со всеми пятерками! Я и представить себе не могла, что Елена Георгиевна испытывает ко мне аналогичную неприязнь. Ну да, пару раз я ей что-то весьма дерзко ответила. Ну да, пару раз демонстративно спала на лекции с будунища. Но со всеми другими преподавателями подобное поведение легко сходило мне с рук, так что настроение у меня было хорошее, ничто не предвещало беды.

И вот стою я на троллейбусной остановке у метро Чернышевская, жду транспорт и смотрю на лоток, где какой-то человек игрушки самодельные продает. Бросилась мне в глаза маленькая розовая собачка, вроде таксы, с длинными ушами и грустными такими глазами. Лежит она на этом лотке, а на нее сверху падают большие красивые снежинки. И жалостливо так она на меня смотрит! Ну у меня чисто по-бабски все внутри сжалось: «Спасти собачку, купить, забрать, согреть, полюбить!» Но я себя сурово так осадила, мол, отставить нытье и сантименты! Да и троллейбус подошел.

Елена Георгиевна меня на том экзамене завалила. Мне достался билет «Восприятие». И после того, как я браво рассказала все по конспекту, она спросила меня про строение анализатора. Конечно, я не знала. Ну кто из вас знает строение анализатора?! Да где вообще это находится?!!

Увидев мою растерянность, адская профессорша начала глумиться: «Это по биологии в девятом классе школы проходили». А я-то биологию в девятом классе прогуляла! «Так какого же хрена вы меня тогда спрашиваете, что в девятом классе проходили?» А она мне: «А я типа говорила всем повторить школьную биологию, пока вы, Серафима, под партой спали». Ну и так далее, и тому подобное. Берет мою пятерочную зачетку и собирается туда трояк ставить. Я этого не смогла вынести: возьми, да и вырви у нее из рук зачетку! И ушла типа.

Ну и случился у меня на этой почве, от несправедливости такой, нервный срыв. Рыдала сутки, наверное. Почему-то мне тогда это все казалось очень важным. И вот среди рыданий меня вдруг осенило: «Это все потому, что я маленькую розовую собачку не купила!!!»

И так меня переклинило, что следующим же утром я из Гатчины понеслась в Питер, к тому лотку, как если бы от этого моя жизнь зависела. О, чудо! Собачка была все еще там. Оказалось, она еще и попискивает звонко, если ей сжать бока.

С тех пор я таскала с собой эту собачку на все экзамены. А Молл поставила мне в итоге четверку. Единственную в моем красном дипломе. Сдается мне, что до сих пор у меня на нее зуб за это. Двадцать-то лет спустя. Впрочем, спасибо ей за эту историю – отличный кейс для самоанализа. Сейчас, когда я ее перечитываю, я честно могу выписать как минимум восемнадцать черт моего характера, над которыми стоило бы поработать. А сколько насчитали вы?

Десять признаний в любви

Мужчины и женщины по-разному относятся к вербализации своих чувств. Для женщин говорить о любви естественно и важно. А вот мужчинам необходимость каких-то слов совсем не очевидна.

Когда женщина впервые говорит «я люблю тебя», не сомневайтесь в ее искренности. И не имеет значения, где и как это происходит. Слова встанут ей поперек горла, если она не любит на самом деле.

А вот ждать устного признания от мужчины можно вечность. И когда он все-таки решится, не удивляйтесь, если это будет звучать, словно он говорит на иностранном языке. Лучше приглядитесь! Может, он давно уже сделал татуировку с вашим именем или написал его на заборе, или сочинил про вас песню, или нарубил в вашу честь вагон дров, или спросил вашего совета, покупая себе машину, или беспрекословно выполнил вашу нелепую просьбу, привез вам кусочек дегтярного мыла или букетик ромашек, или просто первый написал вам. Тысяча маленьких шагов навстречу – вот самый искренний язык любви мужчины.

Очень важно научиться слышать и понимать его. Это непросто! Ведь нам так хочется, чтобы мужчины говорили о своих эмоциях открыто, понятно и ярко, как мы. И нам бывает так обидно, если наше искреннее признание вдруг упирается в сарказм или, того хуже, молчание. Но не в отсутствии слов скрывается сигнал тревоги, а в отсутствии шагов навстречу. Он может ничего не говорить в ответ, а просто выделить в шкафу полочку для ваших вещей. А может рассказывать, что у него к вам глубочайшие чувства, а потом тщательно стирать следы вашего пребывания в его доме. Уж сами догадайтесь, почему.

Как часто мы не верим тем, кто искренне нас любит, и мучаем их, требуя признаний и доказательств. И как часто доверяем тем, кто красиво говорит и ухаживает, но для кого мы не более чем еще одна бабочка в альбоме. Умение «слышать» мужчину отличает успешных и опытных женщин.

«Я знаю, как ты боишься. Как непривычно чувствовать себя зависимым и беззащитным. Как сложно разобраться в том, что ты испытываешь, и уж тем более выразить это словами. Не бойся. Мне не нужны слова. Я все пойму, лишь только ты отбросишь страх и сделаешь хотя бы несколько шагов навстречу. И мне захочется кричать в ответ: «Я люблю тебя!» Потому что я буду знать, что мы говорим об одном и на равных».

***

Ее зовут Оксана Дмитриевна. Но для него она просто Оксана: миниатюрная девушка-практикантка с тоненькой русой косичкой и большими голубыми глазами. Их разделяют каких-то шесть лет возраста и целая пропасть с точки зрения социального статуса. Он – Васька, ученик десятого класса, а она – учительница информатики, Оксана Дмитриевна. Сейчас она проводит лабораторную работу. Задание – написать программу в Паскале на любую тему. Уже прошло сорок минут занятия. Из них первые двадцать Вася просто собирался с духом, тихо сидел и смотрел в выпуклый экран. Там отражался стол Оксаны. Она что-то писала. Был конец мая, до каникул оставалось всего две недели. И Вася решился. Через двадцать минут программа была готова, файл скомпилирован: Oksana.exe

- Ну, Василий, что у вас получилось? – спросила Оксана Дмитриевна, неожиданно оказавшись рядом. – Запускайте.

Вася нажал Enter. На светло-желтом фоне проступили зеленые буквы: «Вася любит Оксану». А потом всю надпись перечеркнула жирная зеленая линия. Вася покраснел до корней волос. Это должно было быть подчеркивание! Он ошибся, прописывая координаты линии.

- Это у вас кощунство какое-то получилось, - тихо произнесла Оксана. – Оставите так или будете исправлять?

Не в силах вымолвить ни слова, Вася переделал программу, это заняло у него одну минуту. Все это время Оксана стояла рядом. Когда на экране появилась та же надпись, но уже с подчеркиванием, она положила руку ему на плечо.

***

Когда-то посреди этого поля, рядом с дорогой, росло дерево. Я не помню его зеленым. Кажется, оно всегда было полусухим. До середины ствола шли удобные сучки. Потом начинались сухие, но крепкие и толстые ветки, на которых было удобно сидеть. И лишь на самой верхушке оставались какие-то листья. С дерева открывался шикарный вид на поле, бор, реку и покосившуюся старую часовню.

По дороге шли парень и девушка. Парень был одет в рубашку и джинсы, короткая стрижка, на носу очки. Приличный такой молодой человек. А у девушки были потрепанные шорты, майка, прическа с малиновыми прядями и такого же цвета помада. У дерева они остановились.

- Хочешь залезть на дерево? – спросил молодой человек.

- Конечно! - ответила девушка.

Им было лет семнадцать, они быстро вскарабкались и уселись на самой широкой ветке. Девушка – ближе к краю, парень – ближе к стволу.

- Как красиво! – сказала она, наслаждаясь природой.

- Устраивайся поудобней, - ответил парень. – Думаю, мы проведем тут несколько часов.

- Да? Почему? – девушка немного насторожилась.

- Я хочу, чтобы ты рассказала мне всю свою жизнь. Все, что ты помнишь. Расскажи про свое детство, про школу, про мужчин, которые были до меня. Я должен знать о тебе все. Даже то, чего никто не знает.

- Ты серьезно? Но я не хочу обо всем этом рассказывать!

- Тогда ты можешь спуститься.

Что-то в его тоне дало ей понять, что если она сейчас уйдет и не выполнит его просьбу, то все закончится. И у нее не будет уже второго шанса. Она почувствовала себя загнанной в угол, но в этом было что-то приятное. Впервые он перестал быть интеллигентным мямлей, показал внутреннюю силу, и ей захотелось подчиниться. Внутри нее проснулся какой-то задор, дерзкий огонек, который говорил: «Давай, расскажи ему! Это же интересно!»

И она начала рассказывать. Сначала неохотно, с трудом. Но потом стало легче, и через некоторое время ее история полилась, как если бы она читала чью-то книгу.

Он очень внимательно слушал. Когда она говорила о детстве, он смеялся. Сочувствовал, когда она поведала о смерти любимого кота. Бледнел и ревновал, когда слушал про ее прошлые романы. Краснел и таял, когда она призналась, что давно в него влюбилась и долго добивалась его внимания.

Наконец, рассказывать больше было нечего.

- Ну вот и все, - сказала она. – Ты можешь теперь открыть мне, зачем тебе все это было нужно?

Он долго молчал. Отколупывал с ветки кусочки коры и бросал вниз. Девушка уже начала сердиться, чувствуя себя немного обманутой.

- Да просто я люблю тебя, - выпалил внезапно парень. – И я не мог тебе об этом сказать, пока не был уверен, что знаю о тебе все. Я боялся. Ты такая… такая сильная, умная. У тебя столько всего уже было в жизни. И про тебя говорят всякое…

К счастью, она не дала ему продолжить. Она его поцеловала.

Через несколько часов стемнело, появились звезды. И лишь на западе оставалась тонкая полоска чуть более светлого неба. Не ее фоне чернел силуэт полусухого дерева, где еще долго сидели обнявшись молодой парень и его девушка.

***

«Ну все. Сегодня. Нужно положить конец этому. Да и не надо было начинать! Это была игра, охота. Мне хотелось влюбить его в себя. А теперь что? Он мне не нравится и никогда не нравился! Нет, он милый, конечно, но у нас совсем нет ничего общего. Он мне не нужен. Мне с ним скучно. И все раздражает. Я устаю в его присутствии. Хочется заняться чем-то интересным, а приходится сидеть с ним и слушать всякую чушь! Чего тянуть-то? Вот сейчас он приедет, и я скажу ему: «Знаешь, ты очень милый. Но я не люблю тебя. И не полюблю. Мы слишком разные. Давай не будем тратить время друг друга. Нам лучше больше не встречаться». Ну или что-то в этом роде. Да где же он, в конце концов!»

Она подходит к окну. На улице зима, только что выпал свежий снег. Сугробы искрятся под светом фонарей.

«Это он! Что он там делает? Бегает зачем-то по двору. О, нет! Только этого мне не хватало!»

Парень в желтой куртке движется по двору странным шагом. Он что-то вытаптывает в снегу. Она прищуривается и читает: «Я люблю тебя!»

«Господи, да он еще и имя мое вытоптал! Чтобы уж ни один сосед не сомневался. О, какой позор. Стоит, улыбается, машет руками. Заметил, что я смотрю в окно. Как же неловко. Как не вовремя! Какой же он жалкий. Нет, не могу. Потерплю еще. Не сегодня…»

- Привет!

***

Я жила в Сочи, а он в Бийске. Мы познакомились в 1987 году, на пляже в Лазаревском. Он отдыхал там, а я просто приехала в гости к подруге. У него был фотоаппарат. Он пытался сфотографировать маленького краба, но тот все время убегал. Я предложила подержать несчастное животное.

- И вы не боитесь?

- А чего бояться, он же совсем маленький!

Так мы и познакомились. У нас на серванте и сейчас стоит эта фотография: краб и мои руки. Все оставшиеся дни до его отъезда мы провели вместе. Правда, дней этих было всего три.

А потом начались письма. Письма и фотографии. Он очень любил фотографировать для меня красивые места: лес и степи, реки – Обь, Катунь и Бию. Мне было приятно. У меня не было фотоаппарата, и я писала ему в ответ стихи.

Помню, в мой день рождения никто не подарил мне цветы. Я тогда очень расстроилась. И тут приходит от него письмо, а в нем десятка два фотографий. Он специально поехал в горы и несколько дней снимал для меня цветы, представляете? Это очень много для меня значило.

Так год прошел. Мне говорили, что дистанционные романы – недолговечная штука. Что ничего хорошего из них не выходит. Я думала, и у меня все пройдет. Ан нет! Почти в годовщину нашего знакомства он прислал мне короткую записку: «Я знаю, ты все поймешь». К ней были приложены десять фотографий. Вот, что на них было изображено: яблоня, ландыши, юла, белка, люпин, юкка, тысячелистник, ель, бульденеж, ящерица.

И если бы не эта юла, которая явно выбивалась из общего ряда, я бы и не догадалась, что это шарада. Я бы просто подумала, что он продолжает снимать для меня красивые растения и животных. В этой юле соединились мое прошлое и будущее. Я вспомнила детство, как я росла, как меня воспитывала мама, и подумала, что все готовило меня для жизни именно с таким человеком, как он. Все вело меня к тому, чтобы через пару лет в моем доме опять появилась такая вот юла.

Понимаете, о чем я?

***

«Нет, ну все же было хорошо! Мы переписывались. Почти каждый вечер! Я уже привыкла получать от него письма. Так привыкла, что начала переживать, если он не пишет. И ревновать. И сердиться. И думать много лишнего! Потом я начала писать ему чаще, чтобы вынудить его чаще отвечать мне. Да, он отвечал, но как-то односложно. Тогда я стала писать ему о чувствах. Он вообще пропал куда-то. Тогда я позвонила ему и сказала, что люблю его. И как-то странно тогда связь прервалась. Я, конечно, не стала перезванивать, пошла плакать. Кажется, я все поняла теперь. Я передавила, да? Наверное, нужно немножко подождать, и все наладится? И он опять начнет писать мне?..»

***

Он лежит на ее обнаженной груди. После всего. Когда хорошо и спокойно. Она гладит его волосы, едва касаясь губами макушки, и тихонько поет ему колыбельную. Как ребенку. Он не думал, что это может быть так приятно. Он вообще очень многого не знал, не предполагал, не мог просчитать.

- Помнишь, я сказал тебе, что никогда никого не любил?

Она замолкает. Конечно, она помнит. Несколько секунд он слушает, как колотится ее сердце, и, наконец, произносит:

- Это изменилось.

***

Мы называем это словом «оргазм»: «кульминация сексуального возбуждения, характеризующаяся сильным чувством наслаждения, удовлетворения». Ну да, ну да. Только есть большая разница между оргазмом, испытываемым с мужчиной, которого любишь, и просто оргазмом. И, пожалуй, главное – это потеря контроля и полное доверие.

Не буду ходить далеко за примером. Секс с презервативом и без него. Барьерная контрацепция дает нам чувство безопасности. Каждый партнер остается «при своем» и ничем не рискует. Но все меняется, когда двое отказываются от защиты. Они принимают ответственность за все вытекающие (в прямом и переносном смысле) последствия. И это вопрос доверия. Если оно есть, то секс «без преград» дарит совсем другие ощущения.

Вот и с любовью то же самое. Когда ее нет, все просто: «кульминация сексуального возбуждения», бла-бла-бла. Приятно провели время и разошлись. Но когда она есть, оргазм становится моментом максимального сближения, раскрытия. Потому что в те несколько секунд на тебе нет никакой защиты, ты полностью во власти близкого человека. Ты доверяешь.

Она уже давно его любит. Она это знает. И вопреки всему, что он говорит, вопреки всему, что ей подсказывает разум, она доверяет ему. Она раскрывается. На мгновение мир исчезает, и она не принадлежит себе. Она принадлежит только ему.

И когда ее пальцы начинают медленно отпускать его волосы, а в открытое окно вновь прорываются звуки южного города, - в миг на грани возвращения - она впервые тихо произносит: «Я люблю тебя».

***

- Я до сих пор не понимаю, как такое могло случиться? Когда произошло? С чего началось?

- Помнишь, мы ехали в раздолбанном микроавтобусе? Я попыталась опустить кресло, и спинка шлепнулась в горизонтальное положение. Моя голова оказалась рядом с твоей. Ты дремал на заднем сидении.

В этот момент мимо пролетал голый жирный мальчик. Он заглянул в окно. Ему понравилось, как твои волосы сплетались с моими. И он выстрелил. Он не подумал о том, что я замужем. Он не подумал о том, что эти отношения – совсем не то, что тебе нужно. Он просто выпустил стрелу, проклятый пухлый малыш. Я даже видела, как она блеснула на солнце, вонзаясь мне в сердце. Но решила, что это солнечный зайчик. А еще через секунду подумала: «Как же мне хорошо».

***

Я долго путешествовал, много видел. Было у меня достаточно женщин. Приходилось мне слышать в свой адрес и страстное «je t’aime», и кокетливо-капризное «te amo», и уверенное «Ich lieber dich», и сдержанное «rakastan sinua», и открытое «I love you», и даже нежно-зависимое «seni sevaman». И вроде бы все народы вкладывают в эти слова одно и то же значение, одно и то же чувство. Но ведь совсем по-другому звучит: «Я люблю тебя». Попробуйте, произнесите, и вы сами все поймете. Куда проще сказать короткое «же тэм», чем сложить губы трубочкой, как для поцелуя, и выдавить из себя хотя бы первое «лю». Я уж молчу о том, что ни одна иностранка не смогла выговорить эту фразу на русском. Максимум, на что они способны, – это звук «я». Все остальное – совершенно неисполнимая для них фонетика.

«Я люблю тебя» не скажешь просто так. На это нужно решиться. А чтобы решиться, важно действительно любить. В русском «люблю» гораздо больше искренности и даже есть немного самопожертвования. Наверное, это досталось нам от предыдущих поколений. Можно говорить «ай лав ю» и ничего на самом деле не испытывать, я сотни раз слышал это в конце телефонной беседы. Можно сказать «тэ амо», и это будет звучать, как аргумент. «Купи мне кольцо, ведь я же «тэ амо!» Можно услышать в свой адрес «сени севаман», и все внутри сожмется, как будто тебя только что взяли в капкан. Но когда женщина говорит «я люблю тебя», я чувствую запах леса, травы, молока. Я слышу звон колокола и детский смех. Я ощущаю ветер на своем лице и лепестки ромашек на щиколотках. Мне хочется жить дальше.

- И поэтому ты вернулся?

- Поэтому я вернулся.

«Что в имени тебе моем?»

1.    Самая хорошая новость

Кто теперь прочтет подо льдом твое имя

Господина горных дорог.

(гр. Мельница, «Господин горных дорог»)

В тот год Белуха нас не пустила. Наверное, ей зачем-то было нужно, чтобы я приехала туда еще раз, а потом еще и еще… Тот год был первым, мое боевое крещение Алтаем. Мы попали в адскую пургу и на три дня засели на леднике Менсу. Я как сейчас помню тесную рыжую палатку, где мы ютились вчетвером: Леша - наш инструктор, Толик – помощник с базы, я и мой лучший друг Женька. Мы с Женькой давно мечтали поехать в горы, очень долго взвешивали все за и против, все риски и возможности. Наконец, решились, и теперь вот на всю катушку «наслаждались» походной романтикой: стертые в кровь ноги, мокрые носки и ботинки, недельная немытость, да еще и непогода.

Ночью мы лежали как селедки в бочке. Если кому-то требовалось перевернуться на другой бок, то это вынуждены были делать все четверо одновременно. А днем мы убирали спальники и сидели на них в разных углах, как на топчанах. В центре ставили горелку, топили снег и делали чай. Пурга была такой сильной, что чтобы набрать свежего снега, достаточно было выставить котелок на улицу на пару минут. Из развлечений у нас был комус (алтайский варган), песни, анекдоты и байки. Ну и, конечно, откапывание палатки.

Я помню страшные порывы ветра, когда казалось, что палатку вот-вот унесет вместе со всем содержимым (то есть, с нами). Я помню непрерывный цокот ледяных снежинок по тенту. Я помню, как ночью, чтобы не вылезать наружу, мы каждые полчаса стряхивали навалившийся снег ударами изнутри, и нас обдавало холодным душем конденсата. С тех пор для меня запах гор – это запах снега, мужского пота, ботинок, чеснока и чая с корицей. Впоследствии я пыталась заварить такой дома и не смогла это выпить, но там и тогда он был уместен.

По нескольку раз за ночь, если наступало затишье, мы высовывались из палатки, чтобы посмотреть на небо в надежде увидеть звезды. Конечно, о восхождении уже не могло быть и речи – даже на ровных участках снег доходил нам до колен! Но мы надеялись хотя бы спуститься вниз к самолету. Надо ли говорить, что в такую отвратительную погоду вылазки по нужде мы старались свести к минимуму и терпели до последнего.

Утром третьего дня Женька первым вылез из палатки. Вернувшись, он сказал:

- У меня есть две новости: одна плохая, другая хорошая.

- Давай плохую, - ответил Леша.

- На улице по-прежнему пурга и ни хрена не видно.

- А хорошая? – с надеждой спросила я.

- Я выписал на снегу твое имя, - с гордостью ответил Женька.

Нам потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, почему он использовал приставку «вы», и какой глагол лежит в основе… После чего палатка наполнилась дружным гоготом.

«Фи, какая пошлость» - может подумать дорогой читатель. Но для меня это была самая хорошая, самая романтичная новость. Я до сих пор часто думаю: «Как оно там, мое имя…»

2.    Сладкая жизнь

Все началось в походе, когда он протянул ей карамельку «Мечта» в розовом фантике. Я стояла рядом, и мне тоже досталась конфетка - «Гусиные лапки». Что с меня возьмешь… А она тогда влюбилась в него по уши, как в мечту. И мне даже казалось, что у них что-то получится. Ведь она была такой яркой и так отчаянно нуждалась в заботе. Но он то ли боялся трудностей и предпочитал плыть по течению, то ли был слишком сосредоточен на себе, эгоистичен и невнимателен. В общем, ничего у них не вышло. Но конфетку ту она сохранила. Уж не знаю, специально ли, или просто забыла в рюкзаке.

Год спустя мы снова оказались в горах. Я заметила, как на одном из привалов она долго сидела в стороне от команды и что-то чертила на камне. Когда все ушли вперед, я тихонько подошла к этому месту. Она написала его имя и положила рядом ту самую конфетку.

Мы двадцать лет ходили с ней в походы. И каждый раз она делала это: писала на камне его имя и оставляла конфетку. Даже когда вышла замуж, даже когда у нее появились дети. Он, конечно же, не знал об этом.

А если бы знал? Если бы оказался тогда чуть внимательней, романтичней, смелее? Какой сладкой могла быть его жизнь…

Do Not Stand at My Grave and Weep/Не лей над гробом слез

Mary Elizabeth Frye, 1932

Не лей над гробом слез, молю. 
Меня там нет, и я не сплю. 
Я мчусь на крыльях ста ветров, 
Искрюсь алмазами снегов. 
Я солнцем налитая рожь, 
Я ласковый осенний дождь. 
И на рассвете в тишине                        
Тебе напомнит обо мне 
Безмолвный птичий хоровод. 
В ночи я звездный небосвод. 
Не омывай слезами гроб, 
Меня там нет. Я не усоп.

Do not stand at my grave and weep.
I am not there; I do not sleep.
I am a thousand winds that blow.
I am the diamond glints on snow.
I am the sunlight on ripened grain.
I am the gentle autumn rain.
When you awaken in the morning’s hush
I am the swift uplifting rush
Of quiet birds in circled flight.
I am the soft stars that shine at night.
Do not stand at my grave and cry;
I am not there; I did not die.

О верности жаб

Пожалуй, из всех земноводных лягушки больше всего страдают от детских экспериментов. Конечно, мне известны люди, которые могут поклясться, что никогда (!) не мучали лягушек. Но признайтесь, пока вам не привили стереотип, что жабы противны, и что от них появляются бородавки, разве у вас не возникало желание поймать несчастную тварь и сотворить с ней что-нибудь эдакое?

Особо одаренные надувают их через соломинку. Кто-то палит по ним камнями, как только бедное животное появляется на поверхности воды. Кто-то потрошит палочкой икринки или использует головастиков в качестве наживки. А некоторые изверги жарят жаб на костре, возомнив себя французами.

Я всегда любила лягушек. Они гладкие, красивые, приятные на ощупь. А земляные жабы, когда нагреются на солнышке, еще и теплые, шершавые и с любопытно выпученными глазками. К тому же грубое физическое насилие – это не ко мне. Сфера моих детских интересов лежала в изучении психологии и поведенческих реакций. Я хотела проверить лягушек на верность.

Многие из вас, конечно же, видели, как ранней весной, в пору жабьего романтизма, самцы взбираются на спинки самок, крепко обхватив их лапками за шею. Мой эксперимент был идеально продуман и подготовлен. Два одинаковых чана, до половины наполненных водой из канавы. В воду я поместила немного тины и травинок, чтобы подопытные чувствовали себя как дома. Две совокупляющиеся парочки, выловленные точным движением руки. Самым сложным было отделить самцов от самок. Они, заразы, столь крепко держатся, что мне приходилось буквально палец за пальцем разжимать им лапки! Затем пары были перекрещены, чтобы в каждой емкости оказались особи, ранее не знакомые друг с другом. Основные вопросы я сформулировала так: «Заметят ли лягушки смену партнера? Насколько быстро они перейдут к попыткам совокупления с новой пассией? Или же они будут хранить верность своему прежнему избраннику?»

Эксперимент мой с треском провалился. И в том, и в другом чане жабы поочередно лезли друг на друга. То самец на самку, то самка на самца. Но вовсе не для любви, а в тщетном стремлении выбраться на волю. Через час безрезультатных наблюдений мне пришлось выпустить всех четверых обратно в канаву.

Впрочем, один вывод из данного опыта я все-таки сделала: у жаб инстинкт самосохранения развит сильнее, чем инстинкт размножения. И иногда мне кажется, что в этом плане они мудрее некоторых людей…

Разговор с физическим лицом или как поднять женщине настроение

В 6:20 утра меня разбудил звонок из Питера (на русскую сим-карту). В ответ на мое чуть хрипловатое «алло» приятный мужской голос произнес:

- Серафима?

- Да.

- Вам удобно сейчас разговаривать?

Чувствую, что звонит какой-то гребаный банковский работник (заранее прошу прощения у всех банковских работников, ничего личного!), чтобы предложить мне ненужный кредит.

- Зависит от того, кто спрашивает.

- Ах да, конечно же, я должен представиться. Меня зовут Игорь, я советник (хрен знает какого) очень крупного финансового фонда.

Уже собираюсь отшить парня жестко и безапелляционно. Но тут он произносит замечательную фразу:

- И я хотел узнать, не будет ли вам интересна встреча со мной, как с физическим лицом?

Ну как с физическим лицом-то конечно! То есть я понимаю, что он хочет продать мне все тот же дурацкий кредит, но как звучит!

- Вы знаете, Игорь, я сейчас нахожусь очень далеко от Петербурга и в ближайшее время не смогу встретиться с вами, как с физическим лицом, какой бы интерес ваше физическое лицо не испытывало к моей персоне.

Тихо ржу. На том конце пауза, видимо, Игорь тоже борется со смехом.

- Как жаль. Если бы вы были здесь, это могла бы быть такая приятная встреча. Извините за беспокойство.

- Прощайте, Игорь!

И настроение мое улучшилось. Ах, если бы хоть один американский клерк попытался мне ТАК продать кредит! То его бы тут же уволили за харассмент*…

*сексуальное домогательство

***

И вдруг средь бела дня, в толпе суетных улиц –

Щемящая тоска и резкий привкус слез:

Бродяга-вдохновенье опять ко мне вернулось

Не вовремя, как смерть, и остро, как понос.

Замедлить нервный шаг. Вот кофе в белой чашке,

Уютный твердый стол в кондитерской «Буше»,

И просится: «Je t’aime», но лепестки ромашки

Сложились для меня лишь в: «Voulez vous coucher».

Кто я тебе? Зачем? Хорошая подруга?

Одна из многих, с кем приятно ночью спать?

Иль ведьма, от которой ты прячешься за кругом

До крика петуха, чтоб пленником не стать?

Гуляет летний бриз в дворах домов-колодцев,

Где голуби урчат и возятся в пыли.

Здесь был мой дом, но сердце обратно не вернется –

Разорвано на части по уголкам Земли.

Ну что ж, пойду. Давно мою пустую кружку

Студент-официант заботливо унес.

Бродяга-вдохновенье, ступай к другим подружкам,

А мне уже пора б избавиться от грез.

Ожидание

…Десять лет замираний и криков,

Все мои бессонные ночи

Я вложила в тихое слово

И сказала его…

(А. Ахматова, «Четки»)

Она сидит за компьютером и шепчет: «Как же я боюсь, как же я боюсь, как я боюсь…» Из колонок доносится какая-то заунывная музыка. Она ее практически не замечает. Она ждет ответа.

Ей тридцать лет, жизнь полна друзей и событий, а работа приносит достаточно денег. Она здорова, хорошо выглядит, и у нее, конечно же, есть мужчина. Ей везет, из колоды карт она всегда вытянет нужную масть. Про таких говорят: «Жизнь удалась».

Ее дыхание неровное, сердце бьется слишком быстро. Она суматошно перелистывает интернет-страницы, пишет какие-то обрывистые ответы на сообщения и вздрагивает, когда у кого-то на улице звонит телефон. Она ждет ответа от Него.

Жизнь иронична. Она закладывает в нас программу «срока годности», она предусмотрела конец для каждого шоссе, для любой из наших дорог и тропинок. А что такое любовь, как не маршрут от первого взгляда, первой улыбки, первого прикосновения и до… До момента, когда истекает срок годности, и любовь преображается. Она может прогнить совсем, стать зловонной отравой, от которой хочется поскорее избавиться. Может покрыться плесенью измен и обманов, и тогда находиться в ее обществе тоже неприятно, хотя под слоем грибка еще проступают контуры того, что было. А может тихо усохнуть, как букет роз превращается в бессмертную икебану. Мы оставляем его в той же вазе, он даже по-своему красив и изящен. И мы говорим, что были счастливы в любви, что пронесли ее через годы, и совсем не замечаем, насколько этот сушеный понурый веник далек от свежих ароматных роз.

Она не любит сухие букеты. Она вообще любит только живые цветы.

Жизнь иронична. Она наделяет нас пониманием многовариантности, свободой выбора, правом принятия решений. Но каждое принятое решение является точкой невозврата для всех остальных, отвергнутых путей. И чем чаще и смелее мы делаем выбор, тем меньше остается степеней свободы. А в конце нас ждет всего одна опция – смерть.

Она легко принимает решения и ни о чем не жалеет. Она верит, что каждый раз, когда она выбирает свой путь, где-то рождается другая вселенная, в которой все произошло иначе.

Жизнь иронична. Это отрезок между двумя датами, рождения и смерти. Если из второй цифры вычесть первую, то получится число, кратное годам, месяцам, дням, часам, минутам, где каждая минута астрономически точно равна предыдущей. Жизнь равномерно течет от старта к финишу, но никогда не позволяет нам находиться в равновесии. Она выносит из-под нас опору, нарушая баланс, как бита вышибает фигуры в игре «городки». Стоит только подумать, что мы достигли гармонии в себе и окружающем мире, как жизнь ставит нам банальную подножку. И мы падаем, испытывая бурю эмоций, но лишь в эти моменты истинно чувствуем, что живем.

Это было так недавно. Она подняла глаза, увидела Его – смешная угловатая фигура на снежной тропинке - и вдруг ощутила, как земля под ногами опять перестала быть твердой. И она будет любить Его голос, будет мечтать о Его руках, стремиться оказаться к Нему поближе, чтобы почувствовать Его запах. Незаметно и затаенно для самой себя наслаждаясь каждой секундой этой новой жизни.

И она будет готова принимать решения, начнет рассматривать возможности. Что если Он скажет «да»? Оставит ли она своего нынешнего мужчину ради того, чтобы еще раз пройти маршрут любви, но уже с Ним? Разве может она упустить шанс и не узнать, бывает ли у этого пути другой, более счастливый конец? Ведь где-то должна быть та вселенная, в которой пишут сказки!

И она сделает свой выбор – знать. Наберется мужества, чтобы однажды вечером задать Ему такой простой и такой трудный вопрос: «А что если мы встретимся как-нибудь вдвоем?» Она оставит Ему возможность принять решение – быть или нет.

Жизнь иронична. Стуча метрономом секунд, она выводит нас из равновесия, заставляет любить, мечтать, бояться и выбирать, отсекая возможности, чтобы в итоге все равно оказаться в конечной точке маршрута с букетом сухих цветов. Но прежде чем все это произойдет, прежде чем умрут одни миры и родятся другие,

прежде чем Он ответит, она с мольбой глядит на экран компьютера и тихо балансирует на краю своей Вселенной.

Когда вернусь я с Фанских гор

Когда вернусь я с Фанских гор,
Все ощущая по-другому,
Такой чужой, такой знакомый,
Увижу вновь свой пыльный двор.

Когда отмою грязь и пот
И расчешу густые косы,
То зеркало на все вопросы
Мне дифирамбы запоет.
И эту лесть приняв на веру,
Я в джинсы - минус два размера -
Себя засуну без хлопот.

И позабыв про быт и грусть,
Закинув на плечо гитару,
Светясь задором и загаром,
По главной улице пройдусь.

Пусть струн щемящий перебор,
Вкус табака и алкоголя
И тонкий запах канифоли
Оставят в сердце свой узор.
И оно будет громко биться,
И будет жизнь во мне струиться,
Когда вернусь я с Фанских гор.

Брахман и забор

Одним приятным августовским вечером мы прогуливались по гатчинскому парку в поисках съемочной площадки известного режиссера Колесникова. Меня сопровождали: религиозный деятель, создатель порносайтов Брахман и знаток душ человеческих, просветитель (от слова «свет») Антон Николаевич Курпатов (которому и принадлежит большинство представленных здесь снимков).

Ничто не должно было омрачить наш путь к искусству. Если б не забор…

- Хо-хо! Забор! – воскликнула я, почуяв приключения. – Давайте же нахрапом его перепрыгнем!

Тяжелое молчание моих спутников давало понять, что энтузиазм мой остался неразделенным.

Некоторое время мы следовали вдоль забора в надежде встретить калитку или пролом. Но безуспешно. В конце концов я обнаружила небольшое расширение между прутьями.

- Пролезем в эту дырку, - упрямо заявила я. – Слабо? Говорят, если пройдет голова, то пройдет и все остальное.

И с этими словами я наглядно продемонстрировала печальный факт соразмерности своей головы с другими частями тела…

Настал черед Брахмана. И хотя голова его входила в щель с завидной легкостью, тело никак не хотело следовать за ней. Брахман пробовал забор и правым боком, и левым, и даже фасом. Чтобы подбодрить его, я пролезла в щель туда и обратно еще несколько раз.

«Да как же она это делает!» - жалостливо восклицал известный порнолюбитель, застревая ровно в середине проема.

Шло время. По ту сторону забора я обнаружила несколько диких яблонь и с удовольствием пожирала запретные плоды, глумливо швыряя огрызки в моих широкоплечих (толстопопых) спутников. Не выдержав этого (или соблазненный перспективой яблок), Антон Николаевич решился на отчаянный рывок и взял барьер сверху. Он даже не порвал штаны.

Брахман остался с проблемой один на один.

- Я никогда не лазаю через заборы! Это всегда заканчивается очень и очень плохо! – кричал он в попытке оправдаться.

Наконец, собрав в кулак остатки мужества и безрассудства, он схватился руками за прутья и полез. Чтобы вновь застрять на середине.

- Туше, - сказал забор и воткнул кол Брахману в живот.

- Ай, все, - сказал Брахман и, истекая кровью, слез вниз. – Я ранен и сдаюсь.

- Брахман, да вы просто трус неловкий! – воскликнула я, заметив, что источником кровотечения является небольшая царапина на передней конечности неудачника. Но тут же прикусила язык: медленно, но верно сквозь черты добродушного очкарика проступала личина маньяка-потрошителя…

- Мадам, через пару минут я разнесу этот забор к чертям, и вы лично пожалеете… - прошипел он сквозь оставшиеся зубы, смачно плюнул в нашу сторону и удалился.

Я еще не успела наковырять червей из очередного яблока, как Брахман показался вновь. Под мышкой он держал кирпич.

- Ха-ха! - крикнула я. – Вы этим кирпичом до вечера забор мутузить будете!

Только это был вовсе не кирпич. А тротиловая шашка.

- Ой! - вскрикнула я, когда до меня, наконец, дошло, что сейчас произойдет. Но было уже поздно.

- Ай, - сказал забор и разлетелся в пыль.

А мне пришлось уносить ноги и долго прятаться в кустах.

На берегу речки я, было, почувствовала себя в безопасности. Ох, зря. Именно в этот момент руки разгневанного маньяка сомкнулись на моей шее…И лишь присутствие неподалеку странного человека в белых одеждах спасло меня от проследования на небеса к другому очень похожему персонажу.

Сидя на камне и опустив ноги в прохладную воду, Брахман примирительно сказал:

- Я же говорил, когда я лазаю по заборам, случаются неприятности. Впрочем, мне было приятно душить вас.

- Кхе-кхе, - выдавила я из себя.

- А не выпить ли нам водки в этом приятном месте, - неожиданно предложил Курпатов…

***

Как странно без надежды расставаться,
Когда душа не в силах отпустить,
Когда губам от губ не оторваться,
Когда телам друг друга не забыть.

Как странно отдавать тебя в объятья
Других гетер, моложе и милей.
И ревности несносное проклятье
Уже сочит свой яд из всех щелей.

Как странно расставаться и не верить, 
Что это может быть последний раз,
Что мост сгорел, и путь назад потерян,
И твердо держит курс судьбы компас.

Как больно отрывать тебя от сердца,
Кромсать хитросплетенья вен и жил
И набдюдать, как исчезает дверца
В тот мир, где не допел и не дожил.

***

Утро. Бужу ребенка в садик.

- Федя, просыпайся, пора вставать. Принести тебе молоко?

- Нет.

- Сок?

- Нет, мама, не молоко и не сок.

- Ну а что тогда?

- Водку.

Подавляя первую реакцию, спокойно отвечаю:

- Ну Федюша, приличные люди не пьют водку утром.

Разочарованно вздыхает:

- Ну, тогда кофе.

Бабочка

Я вышивала.

Мне бабочка села на кончик иголки

и тихо сказала:

«Рассыплется сердце на сотни осколков».

Спасибо. Я знала.

Ты лети, шелкокрылая,

эти ромашки – просто рисунок,

они не живые.

Я много думала, и мне рассудок

всю душу выел.

Но лучше так,

чем надежд и иллюзий мутить осадок.

Ты улетай

в солнечный день, где цветов аромат сладок.

Мне лучше так,

чем ждать от него хоть слово

и каждый день

по чуть-чуть умирать снова.

Лети. Осень уже близко.

Помнишь, как спасала тебя с ледника?

Как грела в своих руках,

забывая о рисках?

Как падала,

и с пальцев разбитых кровь вытирая, хотела кричать:

«Лети же!»

Ладони раскрыла, но ты опускалась все ниже и ниже.

Не донесла.

Бессильные крылья на лед упали.

Мы были близко, но вместе

так и не стали.

Такая красивая.

Тихо сидит, не улетает.

Что же он скажет мне завтра? Кто знает.

Утром я буду ждать от него ответа.

Это не долго. Раз, и любви нету.

И нет надежды.

Лети, моя бабочка, легкая, нежная.

Свободна отныне.

И я полечу, не жалея о прежнем и

забывая его имя.

Зима на одну ночь

Мы спустились с Горы. Уставшие, но здоровые, если не считать синяков и мозолей. Спустились мы вовремя. Гора за нами уже укрылась тучами, а ветер вырывал из них куски и швырял нам в спину. Клочья облаков цеплялись за кроны деревьев внизу и скапливались там холодным туманом. Через несколько часов долину накроет непогода.

База встретила нас, как всегда, радушно. Поздравления с горой, кружка разбавленного спирта пошла по рукам, а на закусь – черный хлеб с майонезом! После встречи все разошлись по палаткам. Я собираю рюкзак на завтра. Это через несколько дней я буду являть собой образец безалаберности и несобранности, буду просыпать завтрак, опаздывать на автобус и в последний момент с бодуна упихивать свои вещи в надежде ничего не забыть. А пока мы еще в горах, в походном режиме, и нам предстоит еще долгий спуск до поселка. Поэтому, если я сегодня хочу подольше посидеть с друзьями, то лучше подготовиться к выходу с вечера.

Около пяти часов все вместе идем в баню. Мальчики, девочки – это не важно. Во-первых, потому что в бане темно, во-вторых, потому что так время расходуется эффективней, а самое главное – нам не стыдно. Мы красивые, здоровые и за две недели уже близкие друг другу люди. В бане тепло, поддаем часто, отогреваем кости. Освежиться можно ледяной водой из бочки. Хочешь – лей ее, хочешь – пей ее, вода кристально чистая, холодная и вкусная, как запретная сосулька в детстве.

После бани ужин, во время которого у меня открывается «яма желудка». Это на высоте я существовала на сладком чае и карамельках. Теперь же организм попал в пищевой Эдем: были сожраны макароны с грибами, фасоль со свининой, салат с майонезом, гороховый суп, борщ и даже вчерашняя солянка! Лишь удавившись вторым пирожком с капустой, чувствую, что наелась.

После ужина медленно перетекаем в аил и рассаживаемся, кто куда. Я занимаю место у дальней стены, напротив входа. Мне кажется, что там меньше всего дыма. Народ приходит с пивом, но я пока отказываюсь. Какое-то время все приглушенно разговаривают. Потом приносят гитару, дают мне и просят спеть. На ней нет первой струны. Даже после настройки она звучит ужасно. Без верхней «ми» играть непривычно, но публика ждет, ей все равно, и нужно что-то исполнить. Открываю концерт общеизвестным репертуаром: «Три мушкетера», «Бременские музыканты», «Бумбараш», «Любэ», «Чайф». Только откладываю гитару, как в аил входят наши инструкторы: Юрий Андреевич, Коля и Санек. Они садятся за стол у стены, справа от меня, и просят повторить для них только что исполненные песни. Отшучиваюсь, улыбаюсь: играть все заново мне совершенно неохота, пальцы с непривычки уже болят, да и вдохновения по-прежнему нет.

Тогда откуда-то из-под стола появляются пластиковые бутылки с разбавленным спиртом и жестяная кружка. Санек наполняет ее и – чичой! – она идет по кругу. Андрей Григорьевич, смотритель базы, приносит нам банку моченой брусники и миску соленых огурцов – лучшая на свете закусь и запивка! «Вот это другое дело», - думаю я, - «может и пальцы отойдут через пару кругов».

Пока мы пьем, возникает тишина. Ею пользуется «шаман» Дима, сидящий рядом со мной на скамейке. Он берет комус и начинает камлать. Конечно, Дима не настоящий шаман, а просто местный полусумасшедший, и его горловое пение лишь отдаленно напоминает камлания. Но мы не избалованные зрители, кое-кто даже подергивается в такт его игре. Мне все это интересно, я наблюдаю. Дима заканчивает шаманить и бубнит что-то Юрию Андреевичу про восхождения и перевалы. Юрий Андреевич довольно жестко осаживает его, чтобы сидел себе смирно на базе и не совался в горы. Дима какое-то время еще бубнит, но вскоре отправляется спать, он пьян.

Сидеть в аиле тяжело, дым ест глаза, да и на улице уже стемнело. И потихоньку народ расползается по палаткам. Остаются лишь самые стойкие. Вглядываюсь сквозь дымный воздух: у противоположной стены около входа два коневода алтайца что-то оживленно обсуждают, справа за столом пополняет очередную кружку Санек, в центре у костра сидит Юрий Андреевич, а напротив него Танюшка, помощница на базе, и Яна, девушка, пришедшая сюда с конным туром. Яна просит меня петь еще, и я пою для нее сначала что-то о конях, потом про горы, потом опять про лошадей.

Возвращается Коля, инструктор. Он говорит, что пошел снег. Коля садится рядом со мной. Он сидит так близко, что я чувствую его тепло. После восхождения всегда есть тот, кто сядет рядом и даст почувствовать свое тепло. Это хорошо, потому что в очередной раз с упоением понимаешь, что жив.

И тут наступает зима. Крупные хлопья снега падают на крышу и очень скоро покрывают ее слоем в несколько сантиметров. Крыша покатая. То там, то тут с нее сходят маленькие лавинки и остаются сугробиками лежать по периметру аила. Снег идет, и все как будто перемещается в сказочный мир накануне Рождества. А мы, как одна странная средневековая семья, сгрудились у открытого огня и ждем, пока неизвестный менестрель споет нам балладу о красавицах, чудовищах и побеждающих их рыцарях.

В качестве менестреля опять я. Пою что-то про любовь: про «Белый шиповник», про «Ты меня никогда не увидишь», какие-то романсы. Пока я пою, Санек подходит к алтайцам и предлагает им косяк. Алтайцы ругаются «а нафига нам ваша дурь», но быстро соглашаются. Накурив алтайцев, Саня какое-то время довольно бегает (на самом деле, ходит, шатаясь) вокруг костра, а потом успокаивается справа от меня. Обкуренные алтайцы достают ножики и минут пять бычат на всех и друг на друга, а затем также затихают в своем углу. На этот раз все живы. Яна смотрит на меня блестящими от восхищения глазами и просит спеть что-нибудь из «Мельницы». Я пытаюсь, но быстро сбиваюсь, так как не помню слов и уже не слышу аккордов. Юрий Андреевич в это время то ли в полусне, то ли в алкогольном бреду бурчит что-то вроде: «Едут-едут казаки… Едут-едут казаки… Наступают казаки…. А за ними перваки…» Кто такие перваки, и почему они наступают, я не знаю и таращу с удивлением на все это глаза. Спрашиваю Колю, нормально ли это для алтайской вечеринки. Он отвечает, что сам первый раз видит такое. Мы смеемся.

Вдруг Танюшка достает из-за пазухи дудочку и играет на ней простой и светлый мотив. Мне даже кажется, что дыма стало меньше! А, ну да, Саня выбрался из-под стола, пошел навестить елки и забыл закрыть дверь. Чистый воздух, сочащийся снаружи, пахнет снегом, зимой, праздником. Еще чуть-чуть и присоединится аромат погасших бенгальских огней и мандариновых кожурок.

Танюшка когда-то попала сюда туристкой, как и мы, но захотела остаться и осмелилась сделать это. Вот уже целый сезон она работает помощницей Андрея Григорьевича на базе. Кто-то говорит, что она слегка «того», но я в глубине души завидую ей.

Танюшка играет, а мне хочется взять Колю за руку, и я надеюсь, что она будет теплой. Он сидит рядом, и мне нужно сделать лишь маленькое движение, чтобы коснуться его. Словно читая мысли, Коля берет мою руку в свои ладони. Мне тепло. Это хорошо, когда после восхождения есть кто-то, кто возьмет тебя за руку… Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь. Коля легонько тянет меня за кончик косы. Я попадаю в добровольный плен и кладу голову ему на плечо. Так мы сидим в полумраке аила зимней ночью под треск поленьев в очаге и нежное пение дудочки, а в небе над нами шепчутся облака, принесшие обрывки снов с голубых алтайских гор.

Дудочка умолкла, Танюшка ушла, а мы все сидим, наверное, боясь пошевелиться и разрушить этот сказочный мир. Я знаю, что завтра утром снег растает, и мы снова вернемся в сентябрь, а затем меня ждет еще более грустная дорога в мой привычный городской быт. Он неприятен мне, и я не хочу сейчас помнить о нем. Ах, если бы я только могла остаться здесь навсегда…

Входит чуть протрезвевший Санек и говорит с порога: «Идите-ка, посмотрите, что на улице творится!» Перед аилом Танюшка танцует с огнем. На пальцах у нее надеты цепочки, заканчивающиеся шариками, смоченными какой-то горючей жидкостью. Впрочем, какая разница, как это устроено… Мы видим посреди белой поляны черный стройный силуэт девушки, вокруг которого летают сгустки пламени, разрывая ночь и отпугивая огромные снежные хлопья. Танюшка танцует, движения естественные, простые и быстрые. Ее руки стремительно крутят шары так, что они порой превращаются в кольца-спутники, непрерывный круговорот огня. Мы стоим, завороженные этим зрелищем: лед зимы, жар пламени, а между ними сама Жизнь, соединяющая их в танце. Маленькое чудо света среди сурового молчания тайги. Я смотрю на Колю. На его очках пляшут отражения танюшкиных огней. Забавно. Наверное, что-то похожее и он видит на моих очках. Мы по-прежнему держимся за руки. Коля притягивает меня к себе и целует. У него горячие губы, и снежинки, падающие мне на нос, тают от его дыхания. Всего один поцелуй. Я стою, дрожа, хотя мне и не холодно…

Как в сказке, рыцарь поцеловал принцессу, и она проснулась. Дальше начинается «и жили они долго и счастливо», но об этом уже не слагают песен. Танюшка закончила свой танец, и я понимаю, что мы исчерпали лимит волшебства, отведенный нам в эту ночь. Менестрель должен закончить свою балладу здесь и сейчас. Очень удачно, что Коля удаляется к соснам, а Санек уже улегся в аиле. Я желаю Танюшке приятных снов и, осторожно ступая шлепанцами по сугробам, направляюсь к палатке. Я залезаю в спальник, закрываю глаза и засыпаю, навсегда унося с собой этот мир, в котором к нам пришла зима на одну ночь.

So We'll Go No More a Roving/ Не пойдем гулять мы боле

Lord Byron (George Gordon Byron, 1788 – 1824). Скачать и послушать в исполнении Joan Baez.

Не пойдем гулять мы боле

Поздней ночью при луне,

Хоть и сердце не на воле,

И любовь жива во мне.

Острый меч стирает ножны,

Истончает грудь душа,

И любви, и сердцу нужно

Отдохнуть и подышать.

Служит ночь любви покровом,

И всегда спешит рассвет,

Но не пойдем гулять мы снова

Под луной с тобою, нет.

So, we'll go no more a roving

So late into the night,

Though the heart be still as loving,

And the moon be still as bright.

For the sword outwears its sheath,

And the soul wears out the breast,

And the heart must pause to breathe,

And love itself have rest.

Though the night was made for loving,

And the day returns too soon,

Yet we'll go no more a roving

By the light of the moon.